Краткие воспоминания Владимира Константиновича Крахта, сына скульптора Константина Фёдоровича Крахта, об отце.
Константин Федорович Крахт
/краткие воспоминания сына/
Когда умер отец, мне было всего только пятнадцать лет. Поэтому я могу рассказать о нем то немногое, что хранит моя память с юношеских лет.
Фамилия Крахт - голландская. Какие-то наши далекие предки были выходцами из Голландии, ещё при Петре переселившиеся в Россию и около двух веков жившие в Москве. На Введенском кладбище до сего времени существует могильный участок, на котором похоронено несколько поколений рода.
Там же похоронен и К.Ф.Крахт.
Отец Константина Федоровича - Федор Федорович Крахт был юристом в московской судебной палате.
Константин Федорович тоже получил юридическое образование в Московском Университете, начал работать юрисконсультом в одной из южных металлургических компаний, но скульптура неотразимо влекла его, и он уехал в Париж, где в течении пяти лет учился у Аронсона и Родена.
Большое влияние на решение отца стать скульптором оказала семья художника В.Маковского, с которой у отца была большая дружба, начавшаяся еще в университетские годы. Маковские верили в дарование К.Ф.Крахта.
Ставши скульптором, отец всю жизнь отдал любимому искусству. Я не припоминаю случая, когда отец отдыхал больше недели. Он начинал тосковать по работе. Только призыв в армию в годы первой мировой войны оторвал его от скульптуры. Отец был прапорщиком запаса и служил в артиллерии.
Константин Федорович умер в Москве в мае 1919 года на пятьдесят первом году жизни. Свирепствовавшая в тот год "испанка" с тяжелым осложнением сразила его.
Отец был очень подвижным, крепким человеком, наделенным большой физической силой. Он прекрасно ездил верхом и очень любил фехтование. В его мастерской была целая коллекция рапир, эспадронов, защитных масок и разных принадлежностей для этого спорта.
Вскоре после окончания университета, Константин Федорович женился на Софье Петровне Ламановой, моей матери, ставшей впоследствии артисткой театра К.Н.Незлобина, под псевдонимом Позднякова. У родителей было трое детей: сын, Роман Константинович, родившийся в 1899 году, работавший артистом оркестра Большого театра и умерший в 1958 году, сын, Владимир Константинович, автор этих воспоминаний, литератор, родившийся в 1904 году, и дочь, Надежда Константиновна, сотрудница ВТО, родившаяся в 1905 году.
Отец очень любил нас, детей, но относился по-разному: к дочери с удивительной нежностью, к сыновьям внешне гораздо более сдержанно. Помню, отец учил брата и меня верховой езде. На лошади не было седла, мы падали, судорожно хватаясь за гриву, но не решались показать перед отцом нашего страха. Так же по-спартански учил нас отец плавать, бросая, как щенят, в самое глубокое место. Но рядом был он - отличный пловец, приходивший всегда к нам на помощь. Так же отец всегда приходил нам на помощь в трудном деле воспитания характеров. Малейшая пошлость, легковесность, мещанство, - были глубоко чужды отцу, и он старался передать нам эту черту характера.
Так, с детских лет, отец воспитывал в нас то, чему учили потом и наши превосходные педагоги Флеровской гимназии, бывшей в дореволюционное время одним из учебных заведений московской интеллигенции. Единственно, что не нравилось отцу в нашей гимназии, это довольно унылая темно-серая форма, которую он, шутя, называл "ослиной шкурой".
Отец не любил фотографироваться и сохранилось всего 2-3 любительских карточки с его изображением. Он был невысок ростом, но широкоплеч и строен, худобу его лица подчеркивали довольно большие усы и борода клинышком.
Я очень редко видел отца в обычном для того времени пиджачном костюме, в визитке или сюртуке: отец всегда ходил в бархатной куртке и в берете или черной шапочке, прикрывавших лысину. Во время работы на плече у него часто сидела белая голубка, много лет жившая в мастерской и ставшая совсем ручной.
Человек большой воли, твердого характера, довольно замкнутый и немногословный, отец во всех своих суждениях и поступках всегда был очень целен и принципиален. Я помню, как преображался он во время споров. Тогда его низкий и чуть глуховатый голос гремел, он горячился, но всегда умел неотразимой аргументацией убеждать противника по спору. Силу отцовского полемического темперамента пришлось испытать приезжавшему когда-то в Москву с циклом лекций апологету футуризма итальянцу Маринетти. Долгое время хранилась у меня вырезка одной из московских газет, в которой описывалась ожесточенная дискуссию между отцом и Маринетти. К сожалению, эта вырезка затерялась.
Скульптуре отец отдавал себя без остатка. Я помню, как сравнительно незадолго до смерти он жаловался, что его угнетает зависимость скульптора от наличия материала. Время было очень тяжелое; ни мрамора, ни бронзы, ни даже дерева не было, и отец начал работать над материалом, который был под руками. Он мешал глину и песок с какими-то еще цементирующими материалами, ибо день проведенный без работы он считал пропавшим. К сожалению, эти работы отца погибли, как и многие другие из его работ.
Мастерская отца привлекла к себе многих писателей, поэтов и музыкантов. Отец был дружен с А.Блоком, В.Брюсовым, А.Белым и другими, чьих имен, к сожалению, не знаю. Отец очень любил музыку и иногда у него в мастерской бывали музыкальные вечера. Мне вспоминаются концерты детского симфонического оркестра, в котором принимали участие ученики известного в то время преподавателя музыки Евгения Федоровича Кнорре, мне вспоминаются несколько неповторимых по впечатлению квартетных вечеров. Музыка Бетховена, Гайдна и Моцарта как-то особенно волнующе звучала в строгой атмосфере мастерской, среди мраморных и бронзовых изваяний.
Но не только любителей искусства и музыки привлекала мастерская отца. За несколько лет до революции отец организовал у себя в мастерской бесплатную воскресную школу под названием "Венок" для рабочих завода Бромлея, находившегося рядом. Там, в этой школе, отец и его друзья учили рабочих грамоте, рисованию, лепке и фехтованию.
Обстановка дома отца, которая находилась до 1911 года на Пресне, а позже на Шабаловке в круглом доме Михайлова была строгой и простой: не было почти никакой мягкой мебели, столы были покрыты кусками парчи, на окнах были чугунные решетки, выполненные по эскизам отца, придававшие мастерской вид какого-то храма.
Снимок одной из таких решеток был передан в Третьяковскую Галерею другом отца, Николаем Александровичем Брызгаловым. Этот принцип линий, которыми скульптор как бы рисует на фоне неба, был использован отцом для одного из своих памятников в Скорбященском монастыре в Москве. От чугунной решетки у изголовья могилы вверх уходили две линии, образуя приблизительно в двух метрах от решетки большой круг, в котором чугунными линиями были начертаны контуры лица скорбящей божьей матери, которые просматривались в небе.
По этому же принципу отец должен был создать памятник Степану Разину на Воробьевых горах, заказанный ему в 1918 году Советом Народных Комиссаров. Издалека, в небе, должен был возникнуть силуэт Степана Разина. В эскизе этот памятник отцом выполнен. Снимок с этого эскиза также передан Третьяковской Галерее Н.А.Брызгаловым.
Всего полотора года прожил отец после Великой Октябрьской Революции, но это были полтора года кипучей работы. Отец с неутомимой энергией взялся за создание, порученных ему молодым Советским Государством, памятников, начал преподавать скульптуру в Училище Живописи и Ваяния, деятельно взялся за организацию московского Союза Скульпторов, председателем которого был избран.
Ранняя кончина прервала все его начинания и планы.
К сожалению, в те трудные, суровые годы многие из работ отца погибли. Погиб гранитный бюст Л.Н.Толстого, погибла мраморная Венера, Икар и многие другие произведения.
С большими трудностями удалось нам, детям скульптора, сохранить около тридцати его работ, среди которых и три его живописных работы.
Сохранился гранитный памятник на старом кладбище Новодевичьего монастыря. Памятник в Скорбященском монастыре, о котором я писал, при сносе кладбища пропал. К сожалению, не знаю сохранился ли мраморный памятник в Головинском монастыре возле Петровского-Разумовского.
Многие из сохраненных нами работ К.Ф.Крахта выставлялись на выставках в Москве и в Париже.
Вл.Крахт (автограф)
